Как сейчас помню... (Обрыв плёнки.)

...Чернильницей в ухо... Итак, учился я в мужской средней школе 313 города Москвы. Эпоха раздельного обучения, довольно серьёзная... Учился с переменным успехом, был убеждённым холеро-сангвиником, увлекался чем попало, бегал в кино, влезал в посильные драки, при возможности ел мороженное и, кроме жизни таковой, ни к чему не стремился. Это легкомыслие, при всех очевидных минусах, давало свободу для наблюдений и незаурядную возможность совать нос в чужие дела - все десять долгих лет я провёл преимущественно в этом занятии, да так оно практически получилось и дальше. Зато никто уж не скажет, что Кот не умел дружить - передружил со всеми, кто только ни попадался, никто не избег этой участи...

Одним из друзей был некто Клячко. "Одним из" - это, пожалуй, неверно сказано. Влияние, ни с чем не сравнимое. Навсегда очаровал могуществом мозга... Абориген страны, которую можно назвать ЗАПЯТЕРЬЕМ...

Запятерье - это то, что начинается за оценкой пять, за пять с плюсом - туда, дальше, выше... Страна, пространство, измерение, сфера - условно, вы понимаете. Между прочим, математик наш однажды не выдержал и поставил Клячко шестёрку... Да, это был скандал. Но по порядку. Имя его было Владислав, Владик Клячко. Ещё с самого первого класса его звали Профессором, а потом перевели в Академики. Сам же он в наших разбойничьих играх называл себя одно время Леонардо Подбитый Глаз.

Наша дружба, как это часто бывает основывалась на взаимной дополнительности; отношения балансировали между обоюдным восторгом и обоюдной завистью. Я завидовал его всевластному (по моему разумению) интеллекту, он - моей всеобъемлющей (по его масштабам) коммуникабельности. Он был для меня дразнящим светочем, пророком недосягаемых миров, а я для него - телохранителем, гидом и советником по контактам с ОБЫКНОВЕНИЕЙ. (Тоже страна такая, между пятёркой и единицей.)

Среднего роста, с прямым, как струнка, позвоночником, он был среди нас самый подвижный и самый замкнутый, самый темноволосый и самый бледный.

Имел четыре походки. Одна - парящая, едва касаясь земли, на высокой скорости и без малейшего напряжения - неподражаемая походка. Вторая - прыгающая, враскачку, слегка карикатурная - так он ходил в школу. Третья - кошачья, упруго-угловатая поступь боксёра (коснуться перчаток соперника, мгновенно принять боевую стойку) - так подходил к книжным киоскам. И, наконец, четвёртая - плёлся, словно увешанный гирями, чуть не приседая, почти ползя, - походка клячи, воистину.

Нежные точёные черты лица, грустные глаза цвета крепкого чая делали бы его красивым, если бы не чересчур резкая мимика глаз и бровей, от которой уже годам к двенадцати наметилось несколько причудливых морщинок. Кожа его была так тонка, что казалась прозрачной, и, однако, когда его били, что случалось довольно часто, он умудрялся оставаться целым и невредимым: ни единой царапины, ни одного синяка, ни малейшего кровоподтёка никогда у Клячко не замечалось. В телосложении были ещё две особенности: крупные, не по росту, ступни ног - на номер больше, чем у классного дылды Афанасия-восемь-на-семь... Да, и длинные, чуть не до колен, руки, которым полагалось бы заканчиваться столь же крупными кистями; но кисти на тонких сухих запястьях были, наоборот, очень маленькие, хотя и крепкие, с гибкими тонкими пальцами, пребывавшими в постоянном лёгком движении, будто ткали невидимую паутину. Эти беспокойные паучки были ему равно послушны и в изобретательном рукодействе, и в лепке, и в рисовании, и в игре на рояле...

Он был миролюбцем. Кроме куклы собственного производства, оружия у него не помню. Это была обыкновенная кукла. Не совсем, правда, обыкновенная... Состав взрывчатки остался мне не известным, но действие пришлось наблюдать самолично. Эту куклу он изготовил в четвёртом... Нет, в пятом, в период очередного увлечения химией и очередных неприятностей...

Академик не собирался ни с кем воевать, его целью была только экспериментальная проверка одной из гипотез в рамках долгосрочного исследования, тема которого в переводе с запятерского звучала приблизительно так: "Теория неуместности, или Основы употребления вещей и идей не по назначению" - в общем, что-то вроде универсальной теории изобретения, которая, как он смутно объяснил, должна была стать и одним из разделов теории превратностей судьбы. И взрывчатка там была, надо полагать, достаточно смешная - слово, которое Академик часто употреблял вместо "хороший", "правильный", "справедливый", "закономерный". "Понимаешь, Кастет, это ведь никакая не взрывчатка, я вычислил, это гораздо проще... Если это взорвётся, то, значит, человек может летать без крыльев и без мотора, безо всего... За счёт перераспределения силовых полей, смешно, а?.."

Мы искали подходящее место для испытания. Из соображений конспирации и безопасности Клячко носил куклу с собой в портфеле. Эту идею подарил ему я. На том здравом основании, что в портфель к нему взрослые никогда не заглядывали, дневников и уроков не проверяли. Но мы не учли одного обстоятельства.
Одной из безобиднейших шуток, которою увлекались тогда мы все кроме Клячко, было подойти к товарищу, беззаботно державшему в руке портфель (ранцы тогда были ещё редкостью), и внезапно вышибить оный ударом ноги. Операция называлась "проверка на вшивость" - на произнёсшего этот пароль не полагалось сердиться: зазевался, пеняй на себя. Если портфель проверки не выдерживал, то есть если из него выскакивало какое-нибудь содержимое вроде пенала, бутерброда или учебника, то окружающие имели право поиграть этим содержимым в футбол - это называлось "Шарик, догони".

Ну так вот, в результате очередной "проверки" из портфеля Академика и выскочила эта самая кукла и покатилась по полу, а дело было в школьной раздевалке, после уроков. Кукла относилась к классу неваляшек обыкновенных, бывшая игрушка его сестры, только с начинкой, а голова служила предохранителем. Естественно, тут же начался "Шарик, догони", с комментариями, что вот Академик-то всё ещё в куклы играет (куклы служили ему и для других целей, об этом дальше) - бумс, бамс, пас налево, удар, ещё удар - что-то зашипело... Дальше помню чей-то истошный вопль - то ли мой, то ли Клячко, - я лежу животом на бомбе, Академик на мне, сверху ещё человека два, толчок, сотрясение, ещё сотрясение... "Мала куча, кидай лучше!" - "Трамбуй, баба, трамбуй, дед, заколдованный билет!.." - "Предохранитель. Держи предохранитель", - шепнул Клячко и обмяк: трёхсекундный обморок, с ним бывало... Очутившись на улице, мы обнаружили, что Клячко потерял в свалке свою кепочку, вот эту самую, но мы, конечно, за ней не вернулись, а что было духу пустились бежать. "Стой, - вдруг остановился Клячко, абсолютно белый, с мигающим левым глазом. - Дай... дай сюда и иди... Домой". Кукла была у меня, я не мог оторвать от неё рук и ответил ему пинком. Он порозовел. Пошли дальше прогулочным шагом.

Портфели наши тоже остались в раздевалке, на другой день нам их вернули, а вот кепчонка исчезла надолго... В тот же вечер мы испытали куклу на пустыре, за школой глухих - пострадали только ближайшие стёкла.

После этой истории Владик немедленно выбросил все свои склянки и реактивы, правда, потом кое-что приобрёл снова. "Я не учёл, что теория неуместности должна иметь неуместное подтверждение", сказал он.



Далее: Ничейная бабушка